Он был в смятении. Пусть он и расправился со своими страхами, чёрно-белыми гранями и великими змеями, отвоевав свободу, пусть он мог контролировать своё тело, не прилагая к этому особенных усилий, мог сдерживать страсть и ликвидировать агрессию... но оставалось то Бессознательное, которое вступает во власть, когда человек засыпает. Орочимару боялся оказаться однажды беззащитным, но ещё больше он боялся самого факта, что тело неподвластно ему. Быть может если бы он бодрствовал, то не позволил бы себе "отыметь Учиху в рот", как он сам мысленно назвал это действие.
- Я ничего не смог с собой поделать. Это ужасно, -голос тихий, едва слышимый и явно смущённый. Саннин и сам не мог понять, из-за чего испытывает стыд. Просто так вышло. Не в силах смотреть на возлюбленного, он прикрыл лицо рукой, отвернувшись.

Чужие руки в волосах успокаивали. Приоткрыв глаза, саннин обратил взгляд куда-то сквозь, а золотистые глаза на мгновение могли показаться зеркалами.
"В чём он находит удовольствие? В чём я нахожу отдохновение? В безумии, разумеется. Но почему всё должно складываться именно так?"
Орочимару прижал к себе возлюбленного, словно в поисках спасения, устроив голову у него на плече. Неожиданно для себя, он спросил тихо, почти шёпотом:
- Скажи, а почему тебе это нравится? И... - саннин запнулся, - И почему... тебе нравятся мужчины?

- Но мне никогда не нравилось подчинять себе других! - резко перевернув Учиху на спину и небрежно сбросив его руки со своей груди, саннин навис над ним, обжигая его лицо своим дыханием, - И, похоже, я только что соврал... - саннин стремительно переменил тон на тихий и спокойный. Прикоснувшись к губам юноши своими, он осторожно провёл по ним кончиком языка, смакуя неповторимый вкус.
- Господин будет лоялен, - едва заметно улыбнувшись, Орочимару прижал к себе парня, приподняв его над кроватью. Прохладные ладони заскользили по спине, заставляя парня выгибаться, - Ты ведь чудом остался в живых, как ты смог?.. - обеспокоенный шёпот противоречит настойчивым ласкам, - Как же ты существовал до нашей встречи, если твоё бытие являлось тем адом, о котором ты говоришь? - руки опускаются всё ниже, приподнимая бёдра и осторожно раздвигая их, - Почему до сих пор боишься потерять то, что не в силах отнять даже я? - холодные пальцы касаются чувствительной кожи на внутренней стороне бёдер, обжигая, - Ты так долго скрывал свои страхи, неужели твоё сердце до сих пор не задохнулось от переизбытка нефти в сиреневых венах? - раскрытой ладонью притрагивается к промежности, чувствуя тепло кожи, - Или ты ищешь успокоение... в этом? - два пальца плавно проникли в податливую плоть и тут же замерли. Орочимару смотрел янтарным взглядом, не мигая, в ожидании ответа.

Саннину ничего не оставалось как продолжить истязание. Медленно протолкнув пальцы вовнутрь, ещё глубже, он склонился над парнем и с силой сомкнул челюсти на его шее, не пустив при этом ни капли крови. Проведя языком по месту укуса, он стал спускаться ниже, лаская ключицу и грудь, методично пересчитывая рёбра и оставляя влажный след через всё тело юноши. Вылизывая подтянутый напряжённый живот властными и немного хищными движениями, он охватывал с каждым разом всё больший участок, не перестаая при этом совершать ритмичные толчки пальцами, с силой надавливая на простату. Добравшись языком до основания члена, Орочимару замер на мгновение.
"Ты испытываешь чувство принадлежности? Ты покорен, ты подчиняешься мне? Как странно... Я испытываю сейчас всё что угодно, но только не это..."
С этими размышлениями он медленно обвил языком твёрдую и такую горячую плоть и несильно сдавил...

Беспрестанно сжимая кольца языка, саннин то и дело заглатывал целиком возбуждённый орган, не переставая при этом двигать пальцами. Движения незаметно ускорялись, к двум пальцам присоединился третий, а язык заключал плоть юноши в тугую влажную спираль. Орочимару был настолько увлечён процессом, что не слышал стонов и всхлипов юноши - лишь шум крови в ушах да собственные мысли.
"Ты покоряешься мне... И это нисколько не зависит от обстоятельств. Это аксиома"
Длинные волосы щекотали живот и бёдра, а пальцы свободной руки впились в ягодицы, подталкивая послушное тело себе навстречу. Толчки становились всё более чёткими, направленными и сильными, а дыхание горячим. Чувствуя близость развязки, Орочимару заглотил его плоть в последний раз, сдавив кольцами языка и бесконечной змеиной глоткой, и протолкнул вовнутрь четвёртый палец, заставив парня неистово выгнуться над кроватью...

Медленно выдохнув, саннин облизнулся и приподнял уголки губ, глядя Учихе в глаза.
- И всё-таки я тебя не в силах понять... пока что, - мечтательно зажмурившись, он прижался щекой к животу возлюбленного - его тело всё ещё мелко подрагивало после оргазма, - Ты в порядке, любимый?
Прислушиваясь к неровному дыханию парня, Орочимару мягко обхватил его ладони своими и принялся осторожно поглаживать, массировать, ласкать, успокаивая сердечный ритм Итачи и выравнивая его дыхание. Кинув равнодушный взгляд за окно, саннин проговорил тихо:
- Как же меня пугает этот холод снаружи... Небо сплошь облаками покрыто - где солнце, не разобрать. Может... - он поднял янтарные сияющие глаза на Учиху, - Может, отправимся в пустыню, в оазис? - внезапная жажда бегства ничем конкретным не объяснялась. Быть может, обилием воспоминаний, связанных с этой горной дачей и тяготивших сознание.