Будучи всего лишь в холле, можно насладиться роскошью убранства, теплом и ухоженностью дома, а так же изысканным архитектурным решением пространства.

Бассейн огибает изящная колоннада, за которой ровно по кругу располагаются ресторанные столики, барная стойка и скрытый выход на кухню. Несмотря на огромное количество мест, Орочимару всегда располагается за своим излюбленным столиком у окна с видом на заснеженные равнины предгорья. Такой вот у него обычай.

Другие помещения: лаборатория Орочимару, библиотека, кабинет, комнаты для гостей, которые отличаются от остальных комнат своим уютом и небольшими габаритами, а также наличием камина. Хотя в данном случае камин является скорее декоративным изыском, нежели средством для отопления. В здании имеется своя котельная и генераторная, так что при необходимости хозяин с лёгкостью мог бы отстроить в цокольном этаже ракетную базу.

<------ Дом Итачи

Саннин размеренно бежал в направлении здания, босыми ногами по обледеневшим камням. Снег в лицо, но в зубах сигарета, а в душе пустота. В лёгких нет кислорода, хрупкому юноше, завёрнутому в шерстяное покрывало, осталось дышать ещё что-то около восьми минут. Вдох. Сердца нет, в голове эхом слова "Ты чудовище". Любовь не доказывают такими изуверскими способами, какой бы безумной она не была. "Кто-нибудь... Хоть кто-нибудь... Помогите..."

Внезапное видение, словно из прошлой жизни. Ребёнок лет восьми, поставленный на колени и привязанный к помосткам на речном плёсе. Бледная кожа, наливающиеся золотом глаза. Ассиметрия боли в районе груди. "Сколько продержится эта рептилия без воздуха?", " Посмотрим, когда начнётся прилив", "Спорю на свой протектор, что не больше десяти", "За что?..", "Ты  чудовище!"...Аве Мария.
"Ты не имеешь право дышать с нами одним воздухом", "Королевна... Оставьте её!..", "Я просто хотел, чтобы меня любили..."

Входные двери, затем одиннадцать ступеней вниз, в лабораторию. Сметая всё со столов, бережно уложил его тело, разрывая покрывало. Неспешно идёт мыть руки. Осталось четыре с половиной минуты. Затем иглы, горячие иглы, капельница, швы, пластиковые трубки и железное лёгкое. Вдох.
Холод в глазах, равнодушие и уверенность рук. Поперечный надрез, пульсирующие вены. "Миллионы лет, каждое утро. Я пытался убить. Себя" Не было страха, не было боли, была лишь амнезия. Последнее, что он должен был совершить - так это подарить своё дыхание другому.
"Да, я не знаю, что такое любовь. И не хочу знать, что она есть, если из-за неё ты готов умереть, если без неё ты неспособен жить, если без неё ты становишься никем... Я кричу, не надо!"

Вновь воспоминания. Привязан к столбу, побит и растерян. Рассвет отражается в мутных окнах, хотя он свято верил в то, что солнце не взойдёт. Никогда больше. "Оставьте меня!", "Ты чудовище", "Я не хотел убивать!", "Ты не должен был появиться на свет, твоя жизнь - одна лишь большая ошибка", "Отец!..", "Уберите это от меня. И уничтожьте остатки. Эксперимент не удался", "Солнце не взойдёт", "Я чудовище"... Безжалостно закрытая дверь. В ночь. Бегство. Молитва без любви словами алыми - Госпади, даруй мне смерть. Но он подарил бессмертие.

Вдох. Холоднокровие и янтарные искры в глазах. Наложен последний шов, и змеи-ассистенты мази лечебные подносят. Но его тело не дышит. Оно отказывается дышать. Из тонких запястьев хлещет жизнь. Все функции в норме, так почему же?.. Вдох. Дыши, чёрт бы тебя побрал! Внезапной вспышкой эмоции, и мужчина повалился на стол, обессилев, а затем и на пол, держась за предплечие. Пришлось перелить ему часть своей крови - похоже, её было слишком много. Закрывая глаза, он услышал - желанный глоток воздуха, произнесённый возлюбленным. Значит, не зря. Вдох. Отдаётся в висках - "Ты чудовище"...

Услышав знакомый голос, будто издалека, из другого мира, Орочимару открыл глаза. Медленно и равнодушно, как если бы это были глаза восковой куклы с механическими суставами. Саламандра сгорела, и теперь ничто не прочило ей возрождения. "Учиха был абсолютно прав, прав во всём. От меня отказался в своё время собственный отец. Смотрел, будто на куклу, или на какого-нибудь диковинного зверя. Тогда я не знал, как важно будет для меня хранить дыхание. Сколько бы не истекал я кровью - я жил, но в этот раз... Прямое попадание. В десятку, парень. Я чудовище."
Тяжкий вдох. Орочимару поднялся с пола, не издав ни звука. Просто не зачем было стонать или кричать от боли теперь, когда на месте сердца чёрная дыра, когда тот, ради которого ты мчался сквозь снежную бурю, не замечая отмороженных ступней, высказал тебе всю правду в глаза.
- Я чудовище. Ты прав, - тихие, едва слышные слова, произнесённые с последним выдохом. Равнодушно наблюдая слезы своего... возлюбленного?.. Слёзы этого человека, саннин не заметил как перестал дышать. Кислород покинет лёгкие ровно через 29 с половиной минут. Возможно, меньше - зависит от степени приязни к бренному телу. Ему всегда хотелось попробовать на вкус эти сладкие приступы удушья.
Взгляд мужчины был до краёв заполнен пустотой. Глядя на Итачи как на "ещё одного человека", одного из тех, кто топили его в реке на спор, глядя на него просто как на часть прошлого, Орочимару медленно отвернулся и направился неслышной поступью прочь. Возможно, в библиотеку или в гостинную. Какая теперь разница? Дышать осталось совсем недолго. Чем пожелаете скоротать вечность, сэр? Наверное, это будет змеиный рай.

Выдох.

Остановилось сердце, как маятник. Глаза остекленели. Равнодушным голосом, словно ножом по стеклу, словно сухожилия, брошенные на огонь:
- Кто ты?.. - это не было безумием, просто медленной смертью, постепенным анабиозом, когда жидкость в клетках тела замирает - навечно, навсегда. Мимолётное тепло, хранимое кожей, как молчаливый вопрос "Кто ты" - жгло душу. Не было смысла прислушиваться к себе, к неистовому плачу за спиной - с каждым шагом всё дальше.

Остановившись в дверном проёме, саннин положил прохладную ладонь на полированное красное дерево. Зачем было продлевать своё существование ради каких-то слов? Этот юноша, заставивший его пережить тепло и даже почувствовать себя нужным кому-то - всего лишь на мгновение по сравнению с его бесконечной жизнью - этот юноша казался ему сейчас вымыслом, не более, чем иллюзией. Голова начинала кружиться от недостатка кислорода. Так долго и трепетно хранимое дыхание было передано другому. Как жаль, что ему больше не доведётся изведать тепла его рук, этого лживого тепла, этих мимолётных касаний, подчиняющих и завораживающих. Как можно верить тому, кто вспарывает себе глотку у тебя на глазах? Наверное, это был морок... Просто сон... Больше ни одного вдоха... Незачем.
"Если во мне и было что-то человеческое, то я доказал это на деле - как смог. Отсчитывая лихорадочно секунды до полной остановки этого несовершенного человеческого сердца, сквозь снег и сквозь чувства. Не заплакав и не взвыв от тоски. Только теперь уже поздно. Поздно плакать. Молчи... Я держусь за край времени. Не могу смотреть, закрываю глаза. Тишина... Ни слова. Только дождь внутри. Тёплый дождь сквозь меня... Кто ты?"

Слабо шевельнув губами, произнёс слова, опрометчиво выдыхая остатки воздуха из своих змеиных лёгких:
- Я... хочу прикоснуться... к твоим рукам...
Выдох. Глаза закрылись.
"Кто ты?.."

"Зачем?.."
Предательский воздух.
Равнодушный кивок головой - как сложно даётся простое действие. В глазах прояснилось на мгновение. Знакомые черты лица, только бледен нещадно. Молчаливая мольба протянутых рук и вес тела, тянущий за собой, к земле. "Неужели ты действительно думаешь, что я дам тебе умереть?" Резкий удар в грудную клетку. "Ты должен научиться жить, несмотря ни на что". Ещё удар. Слабый отзвук трепещущего в грудной клетке сердца. "Ты должен научиться жить без меня". И вновь удар - сердце откликнулось. Неохотно и очень слабо. Маятник продолжил раскачиваться, начиная с нулевой отметки, возрождая тело, разгоняя кислород по клеткам, разливая адреналин по венам мужчины, который боролся за эту несчастную жизнь, сам не зная, почему. Вдох. Головокружение отступало, возвращая понимание. Сквозь его мраморные ладони будто бы прорастало солнце. Дело чести - оживить это несчастное тело... и дать сил душе, но как?
- Дыши.
Спокойный голос, почти ледяной, в ответ на несвязные хрипы. "Вероятно, мне придётся быть с ним, чтобы он жил... Боги, ответьте мне, почему? Почему он со мной... Наверное, мне не следует этого знать. Просто... чтобы не рушить сказку"
- Ты не умрёшь. Я не позволю, - тихо, почти неслышно, но беспрекословно. Это был приказ - жить.

Вдох-выдох. Сердца стук. Едва различимый шорох.
Орочимару сел, прислонившись к стене, и закурил. Впервые его тело принимало никотин, словно райский нектар, впервые за этот вечер он ощущал себя живым. Перед глазами всё плыло, сменяясь картинами детства, а затем и юности.
"Я буду жить, даже если все будут против меня. Несмотря ни на что" - полный уверенности голосок ребёнка с бледной кожей и золотистыми глазами.

Рядом лежал Учиха, его тело неохотно возобновляло жизненно важные функции. Стук сердца в тишине, словно раскаты грома, усталые выдохи саннина вместе с табачным дымом. Он просто не знал, что от него требуется, что делать дальше и как дальше жить. Он перестал чувствовать боль. Он просто перестал чувствовать, ведь так легко было убить в нём те слабые ростки чего-то неизведанного, тёплого и светлого. Не было сил сражаться за свет в душе. Теперь надо было просто дышать, чтобы юноша у его ног не сделал с собой ещё чего-нибудь. Это было очень похоже на маяк - зажигаешь его каждый вечер, чтобы корабли, которых нет, не разбивались о скалы.

- Да , боже, ты всё видишь... Но ты молчишь.

Слушая стук собственного сердца, курил свои крепкие сигареты - одну за другой.
"Ре - фа - соль - ля, ре - фа - соль - ля, ре..." И вновь, и вновь, сердце стучало, набирая обороты, и вот оно уже готово было вырваться наружу, как вдруг к глазам подступили слёзы. Впервые - вот они, настоящие слёзы, живые, горячие, безмолвные, можно пить, как святую воду. А вот он ты - в сознании, между мирами, живой. То ли это дождь, то ли холодный пот. "Только моя душа не гори - я, разумеется, мёртв..."

Поднявшись на ноги, саннин подошёл к столам, пошатываясь. "Я буду жить. Я обещал..."
Собирая инструменты, уронил скальпель, равнодушно проследив, как тот впился в ступню. Спустя несколько минут он его вытащил, с интересом осмотрев со всех сторон. Затем полоснул по руке. Ещё и ещё. Раны зарастали - медленно, нехотя, но всё же зарастали. Кровь капала на пол, стекала по предплечиям и тут же застывала ржавыми разводами на мраморной коже. Так хотелось почувствовать хотя бы что-то, пожалуйста, боже...

Когда руки превратились в освежёванные кровавые лохмотья, альтерация звука сорвалась в крик. Орочимару взвыл, словно раненый зверь, и опустился на четвереньки. Издавая невнятные экстатические выкрики с каждым ударом сердца, он побежал вперёд, оставляя кровавые разводы на полу. Руки упрямо не желали зарастать, а сердце не собиралось чувствовать.

- Он не придёт... больше... А... Аве... Мария... - саннин упал, обессилев, чувствуя, как с рук - с его драгоценных рук - текла алая кровь, а по щекам - горячие слёзы. Он действительно хотел любить. Но он просто не знал, как...
- Он не придёт... ведь я химера... чудовище... Аве... Не простит меня... - в полубредовом состоянии он продолжал лежать, словно загнанная тварь.

- Руки... Мои руки... Я их не чувствую... Он не придёт больше... Только я и я... - тихий шёпот-шипение, полубредовое состояние. Это автопилот. Хотелось упасть обратно в забытье, но, видимо, мысли были произнесены вслух. Приоткрыв глаза, он заметил, нет - скорее даже почуял, юношу, сидящего рядом.

Неверяще распахнув янтарные глаза, уставился на парня. Взгляд был загнанным, одичалым, в нём сквозил страх. Животный страх. Орочимару был слаб и беззащитен, он был уязвим и он вспомнил все события, произошедшие за последние сутки - смерти и воскрешения - бесчисленная череда. До боли хотелось забыться сном и провалиться в уютное Вчера, где возлюбленный приносил ему кофе в постель поутру...
- Возлюбленный... - медленно произнёс это слово и очень тихо, вспоминая его значение, вспоминая, почему он начал его произносить, когда это случилось? Пирс. Маяк. Змеи... Так хотелось ощутить прикосновения змеёнышей к своим пальцам. Или, что ещё лучше...
На глаза вновь навернулись слёзы, потому как всё было безнадёжно потеряно. Сердца не существовало, дыхание едва слышно, душа порвана в клочья и теперь руки, которые не смели затягивать полученные раны, но почему?.. Тепло. Им необходимо тепло, конечно же, ну разумеется, только где теперь взять огня?!

Мужчина взвыл нечеловеческим голосом, закрывая лицо ладонями. Кровь проступала сквозь бинты, суставы горели ледяным пламенем, и ничто уже не способно было их оживить. На глаза вновь навернулись слёзы.
Слёзы бессилия что-либо изменить.