Когда безысходность переливается через край тягучей смолой, разум бросается в пропасть, принимая единственно верное решение.

Нечем доказать, что ты есть.
Змей упивался состоянием саннина, его беззвучный хриплый смех становился рокотом, живым пульсом, он заглатывал Орочимару, делая его сущность частью своей.
Часть не может...
"Часть хранит в себе образ Целого"
Уверенный голос, крик из глубины души.
"Часть хранит в себе прообраз Создателя, как человеческое ДНК хранит в себе все стадии эволюции от одноклеточной инфузории до человека разумного. Если ты хочешь сказать, что во мне нет ничего, то ты ошибаешься. В твоей власти моя жизнь, и в твоей же власти моя смерть, но ты бессилен отнять у меня Любовь, чтобы жить ради неё... и с ней умереть. Хочешь меня? Так возьми! Возьми, тварь, всего меня! Ты подавишься светом и сдохнешь как несчастная амфибия, потому что ты всегда был, и всё своё бытие ты был Един. Но ты не сможешь отнять мою душу, которая обратилась одним лишь чувством... Я вернусь в человеческий мир, чего бы мне этого не стоило, потому что там живёт тот, кому я отдал своё сердце. Я верю, он ждёт меня... Так подавись же моей Любовью, Анаконда! Попробуй же забрать у меня то, чем тебе никогда не стать!"

Нечеловеческая боль соединила разум с обессилевшим телом тонкой, незримой серебряной нитью.
Дыхание сбилось. Хрип... И одно лишь слово - Люблю.

Чёрно-белый мир сводило судорогами, и из его швов вытекали краски.
Картина прошлого: тот самый юноша, кто воздаёт молитву могущественному Змею, молитву без любви. Он жаждет совершенства, но он не способен осознать, что уже совершенен в сути своей. Орочимару смотрит в упор на двумерное изображение, словно кадр из чёрно-белого кино. Самый ненавистный, тот миг, что память весьма учтиво перематывает, забывает, сдаёт в архивы, только бы не повстречаться вновь... Изображение наполняется красками и звуками, оно становится реалистичным как мир и неживым одновременно как галограмма. Саннин глядит себе прямо в глаза - такие же янтарные, но на пару столетий моложе. Если бы у невесомой точки зрения, которой являлся сейчас мужчина, было дыхание, то его перехватило бы от страха и трепета. Он подходит ближе и произносит одну лишь мысль:
"Нет пределов"
Его юная копия оживает, она начинает двигаться и недоумённо озираться по сторонам.
"Выход есть... Орочимару. Ты способен полюбить"
Пунджил зашипел в немой злобе, пытаясь удержать ускользающий от него разум змеиного саннина, обретший свободу. Во второй раз и, вероятно, навсегда.

Обессиленно дёрнув рукой, он ощутил долгожданное тепло и слабо улыбнулся, одними лишь уголками губ. Путь домой был долог, но он был проделан не смотря ни на что. То, что обычно называют "беспрекословной, безусловной любовью" помогло ему вновь научиться дышать.

- Итачи... Ты здесь...
Ощущения находили путь к онемевшему сознанию, восстанавливая картины мира, который он избрал для себя. Из сотни возможных реальностей он выбрал именно эту одну... Выбрал одного-единственного человека из миллиардов вероятностей. И он знал, что его душа не ошиблась.

Возможно, если бы не этот юноша, встреча с Анакондой закончилась бы для Орочимару гораздо быстрее и гораздо более непредсказуемо, нежели сейчас. У него была цель, чтобы сражаться за неё, сражаться с собственными страхами и одержать победу. Цель, заключённая в одном лишь слове, произнесённом обескровленными губами:
- Любимый.

Слабый смех звучит в голове.
"Я выиграл свою свободу, Змей...Слышишь?"
Мир рассыпался на части, оставляя после себя один лишь свет, тёплый, почти осязаемый... Открыв глаза, он увидел юношу у своей кровати. Столько нужно ему сказать, во стольком признаться. Успокоить,сказать, что всё хорошо, но в горле снова комок из слёз и слов. В каком он мире? Почему так тепло? Это всё теряло смысл, да будь он в Тартаре, главное, что возлюбленный рядом.
Улыбнувшись, Орочимару откашлялся и слабо произнёс:
- Я убил свои страхи. Теперь мне ничто не угрожает, я верю... Чёрт возьми, я так хочу курить, если бы ты знал...
Он попробовал пошевелиться и неловко повалился на Учиху, уткнувшись губами ему в плечо:
- А хотя... чёрт с ними, с этими сигаретами...
"Если бы ты знал как я рад"
Тело просто недоумевало от таких перепадов - сутки без движений, еды или питья, и тут в него возвращается жизнь. Руки не слушались, говорить было трудно, ещё труднее смеяться, но так хотелось радоваться, кричать на весь мир о том, что ты жив. Устало улыбнувшись, прикрыл глаза - на этот раз сон. Обыкновенный сон.

Впервые за долгие годы в его снах не было змей.
Ему снился тёплый дождь - капли проходили сквозь него, очищая и обновляя саму суть. Орочимару было невероятно тепло и приятно, но он спешил проснуться, потому что мир грёз не мог заменить ему реальный мир, в котором объективно существовал Итачи.

Проснувшись, он почувствовал его запах и невольно улыбнулся и попробовал пошевелить рукой. Наткнувшись на нечто тёплое и приятное, саннин открыл глаза и удивлённо перевёл взгляд золотистых глаз на юношу:
- Ты... - он откашлялся, - Неужели ты всё это время?.. - изумлению не было предела. Если он пробыл всё это время возле его ног, то этот жест перечёркивал собой все возможные признания, - Я искал тебя во снах. И вот я снова здесь, - он обнял Итачи за плечи и перетащил к себе на кровать. "Сколько смертей - столько и рождений". Невольная мысль. Неважно, в каком мире он очнулся. Главное, что они снова вместе, и так будет всегда. "Постоянство - это когда просыпаешься каждое утро в одной постели с одним и тем же человеком" - старый анекдот заставил его ухмыльнуться. Тряхнув волосами, он лишь крепче обнял парня, не желая его отпускать, словно дикий зверь, не желающий отпускать своего детёныша - так же искренне, чувственно и немного безумно.

- Сейчас бы костерочек развести... - саннин тоже потянулся, но более аккуратно - лишь растрепал Учихе волосы и сбил оставшиеся подушки ненароком. Если он и просыпался, то просыпался мгновенно, просто тело не поспевало за бодрствующим разумом и норовило сбить все просчитанные траектории движений на лихую косинусоиду. Вот только язык по-прежнему слушался своего хозяина и послушно доставил с подноса пачку любимых сигарет и серебряную зажигалку. Раздался характерный щелчок, и в потолок прицельно полетели кольца дыма... Вспомнилось его первое утро на маяке вместе с Итачи - тогда он настолько увяз между двумя мирами, что не сразу сообразил, который из них настоящий. В этот раз он решил быть поосторожне и не тормошить парня по чём зря. Вот только бы чаю заварить... но вставать хотелось как-то не очень, да и расставаться с возлюбленным по таким пустякам было бы мещанством с его стороны.
Орочимару затянулся дымом и шумно выдохнул:
- С добрым утром.

- Ммм, ты не любишь, когда притрагиваются к твоей шевелюре? - саннин ухмыльнулся, - Чёрт подери... Можешь взлохматить меня и успокоиться, - по большому счёту его волосам ничего не угрожало - они были жёсткими, длинными, тяжёлыми и занимали ровно то положение в пространстве, какое требовалось хозяину без каких-либо усилий с его стороны. Орочимару осторожно поднёс руку к волосам любовника и осторожно провёл по ним, убирая за ухо выбившиеся пряди. Прикоснувшись к его шее, аккуратно провёл по ней холодными пальцами вверх, запуская руку в его шелковистую чёрную шевелюру. Затем отвёл руку назад, так же аккуратно, и пряди распались по плечам ровным веером, - Я правда не хотел тебя обидеть, - мужчина очаровательно улыбнулся и выпустил облако дыма.

- Мне твои волосы исключительно вкупе с тобой нравятся, - он улыбнулся и ещё раз провёл рукой по его волосам, заменяя своими когтями костяной гребень. Вздохнув, он припомнил тот вечер, когда превратил в руины ресторан вместе со своей душой. И с чужой заодно, - Знаешь... Было бы гораздо страшнее, если бы Он пришёл за мной сам, - Орочимару осёкся на полуслове, понимая, что сказал нечто лишнее. Не стоило мучить возлюбленного всей трёхтомной историей его "знакомства" с Великим Змеем. К тому же его первое пробуждение от вязких пут Пунджила оставило после себя нелёгкий крест воспоминаний. "Ох, тяжёл на мне грех, червем сердце гложет".
- Эмм.. Итачи. А почему у меня сигарет осталось в два раза меньше, ты случаем не подскажешь? - мужчина подозрительно покосился на Учиху, - Или я курил во сне?.. "Кстати, а сколько же я проспал, если он так взволнован?"

Хитро улыбнувшись, Орочимару поцеловал его в губы, очень нежно и трогательно, а затем ненавясчиво прикоснулся влажными губами к его запястью...
- Кажется, я знаю, куда делись мои полторы пачки, - тихо прошипел, не переставая улыбаться. Кожа хранила тончайший запах табачного дыма, и легче всего его было учуять на руках, - Чертёнок... - Весело рассмеявшись, он вновь прильнул к губам Итачи, осторожно касаясь его волос, - А про чью это свадьбу ты упомянул? Намиказе Минато и Узумаки Кушина? Хмм, вроде бы я приглашений не получал... Или... - Орочимару изумлённо распахнул глаза, - Погоди минутку... "Так, стоп, нет, он что НАШУ свадьбу имел в виду?" Неловко поперхнувшись дымом, он затушил сигарету и потянулся за новой.
"По-моему, меня уже несёт"...

"И чего это он о свадьбе заговорил? Пусть и о чужой, но всё же..."
Воображение незамедлительно представило внутреннему взору мужчины Итачега в белом свадебном платье, и он вновь поперхнулся дымом - на этот раз в попытке сдержать нервный смешок. Попытка не удалась и спустя несколько секунд Орочимару уже смеялся во весь голос, не сдерживая слёз.
- Ох, да... Минато, знаешь ли, редкостный раздолбай... О боги, ну что за пара... Так трогательно... Аж слёз скрыть не могу... - саннин безуспешно пытался перестать смеяться, но у него это упорно не получалось. Вооброжение подсобило в очередной раз, вырисовывая самого саннина в смокинге... После такого удара по психике Орочимару свалился с кровати, искренне стараясь не заехать себе бычком в глаз.
Когда в лёгких закончился воздух, саннин лишь обессиленно дёрнул ногой и глубоко затянулся, стараясь угомонить разбушевавшееся подсознание.
- А что, это идея... - он не заметил, как начал рассуждать вслух. Ибо безумные идеи уживались в его мозгу очень прочно и надолго, - Это же так... не знаю, романтично. Когда два человека признаются друг другу в любви на глазах у целой толпы народа, вопреки всему и всем...