Неджи вздрогнул всем телом, как только к его обнажённой горячей коже прикоснулись ладони чужака, его губы, его скользкий язык. Его дыхание участилось, а мышцы заныли от напряжения, ведь он практически не двигался всё это время. Осторожно вытянув ноги, он подался навстречу жрецу, позволяя ласкать себя и облизывать, в то время как его воображение рисовало совершенно безумные образы, о которых не должен был узнать никто.
"Я всегда мечтал, чтобы ты касался меня, чтобы сдавливал мою грудную клетку сильными, крепкими руками, и я осмеливаюсь признаться себе в этом только сейчас... Когда тебя уже нет... Ты сейчас где-то, где мне не бывать, но я знаю, ты видишь меня, чувствуешь... Я верю в твою благодать, не верю ни в уход, ни в смерть... Как жаль, что ты не со мной".
Хьюга понимал, что сходит с ума, но от чужих ли прикосновений? Или, скорее, от собственных заблуждений и страхов? Так больно мечтать о запретном, осознавать, что поступки твои необратимы, вспоминать все проведённые вместе минуты, казня себя за то, что не произнёс этих слов. Его учили сдерживать эмоции, хранить в себе боль, но кому это нужно, если мир вокруг начинает рушиться с ужасающей быстротой? Юноша заглянул Хидану в глаза, безупречно розовые, яркие, немного игривые. "Твой взгляд был неизменно холоден, как и мой теперь. Спасибо тебе за то, что оставил напоминание о себе в моих собственных глазах".
-Не меня ты видишь сейчас, мальчик... к сожалению призрак другого бросает тень на мое лицо
Неджи встрепенулся, не ожидая подобной реплики, но ответить ничего не успел, подчинившись власти пленительных губ. Очередной поцелуй помог ему на время забыться, но как только он отстранялся от реальности, перед его внутренним взором раз за разом возникал один и тот же образ с такими же белыми, холодными как лёд глазами.
"Я верю в твою благодать, я помню... твою красоту..."
Мальчишка открыл глаза, рассеянно обводя взглядом превосходное, крепкое, соблазнительное тело перед собой. "Соблазнительное?.." Он уже не помнил, когда последний раз употреблял это слово, но отпираться было уже поздно. Медленно кивнув, Неджи прикрыл глаза, мысленно соглашаясь с собой. С этим нужно было что-то делать, извлечь страхи из самой глубины души и выдернуть с корнем. Необходимо было двигаться, делать то, что хотелось сделать когда-то. Хьюга наклонился вперёд и, высунув язык, осторожно коснулся им плеча альбиноса. На губах всё ещё был привкус чужой слюны. Он провёл острым кончиком от ключицы и до самого уха, трепетно вылизывая, закрывая глаза и не думая ни о чём. Как только он начал совершать эти, преступные на его взгляд, действия, голова закружилась, словно от крепкого алкоголя, и мышцы невольно расслабились. Мальчишка самозабвенно вылизывал мочку уха, прерывисто дыша и забываясь о собственной сути. Синее пламя внутри него неистовствовало, стирая последние преграды, уничтожая всё, на чём основывалась жизнь Неджи до сего дня.
- Отец... - он прошептал это, не заметив, в полубреду, его тело было охвачено жаром, его плечи мелко дрожали, а каштановые волосы разметались безупречным веером по спине. Наступило умопомрачение.

Как только заветное слово сорвалось с его пересохших губ горячим, обжигающим дыханием, по телу разлилось жидкое пламя, дарующее вместе с запретным удовольствием нестерпимую боль. Это неправильно, в корне неверно, как можно желать подобного? Хьюга понимал, насколько сильно он заблуждается в своём знании и в своём чувстве, но остановиться он уже не мог, он всегда мечтал о близости со своим отцом и только лишь сейчас нашёл в себе смелость признаться в этом. Этот человек был необычайно дорог ему, Неджи зависел от него во всём, он беспрекословно подчинялся и верил ему, он безропотно склонил голову, когда ставили печать подчинения, он всю свою жизнь шёл по следам того, кем ему не дано было стать. Мальчишка почитал своего отца за совершенство, точку отсчёта, некий идеал, к которому должно стремиться и который так жестоко у него отняли. Говорят, мы начинаем ценить, только когда потеряем, и Хьюга понимал, что не является исключением. Желание прикоснуться к неприкосновенному обрело в нём силу только лишь после роковой разлуки, и это было похоже на насмешку. Слова "ты так похож на отца", в особенности произнесённые устами его дяди, ранили глубже и острее отравленных стрел. Мальчишка думал в такие минуты, что его отец принадлежит только ему одному, и никто не смеет упоминать о нём в присутствии сына. Это становилось паранойей, навязчивые мысли, чувства, желания, длиной в половину жизни, смешанные искусно с собственными фантазиями. Он даже не догадывался о том, что постепенно стирал из памяти волнующий его образ, заменяя его своими мечтаниями.
- Тебе приятно, сын?
Неджи прерывисто вздохнул, прикрывая глаза и подаваясь навстречу ласкающим его рукам. Он даже не пытался сопротивляться, отдаваясь неизбежному. Его ощущения переплетались с мыслеобразами, образуя витиеватый рисунок, чакра пульсировала, ускоряя свой бег по внутренним токам, и уже ничего не имело значения - только лишь тепло, руки и голос, такой низкий, приятный, такой знакомый. Его интонации теперь были другими, но это не имело значения, главное, что человек напротив продолжал целовать его, поглаживая напряжённый орган. "О, боже... я никогда не испытывал ничего похожего, это... возбуждение, это навязчивое желание, я не знаю, что мне делать, это безумие..."
- Отец... прости меня... - его голос дрожал, как у испуганного ребёнка, его шёпот был жарким, страстным, Неджи никогда ранее не испытывал подобной страсти. всепоглощающей, безумной, отчаянной. Воспоминания поглотили его, он совсем не различал границ реального, даже несмотря на то, что его белые, необыкновенные глаза способны были справиться с любой иллюзией. Он сам наслал на себя этот морок, эту тошнотворную тень прошлых лет, словно невидимый груз, где-то под сердцем, глубоко и невероятно болезненно, - Прости... - Хьюга судорожно обхватил руками крепкие плечи своего партнёра и притянул его к себе. Ему невероятно хотелось ощутить его силу, его давление, его власть, - "Лучше ударь меня... ударь за то, что я посмел прикоснуться к тебе... Мне никогда не стать тобой, Хьюга Хизаши", - Неджи подался навстречу, прижимаясь всем телом к Хидану, приподнимаясь над полом и изящно выгибаясь в спине. Его глаза были закрыты, он чувствовал чужие руки в своих волосах и на своей возбуждённой плоти, и прерывисто дышал, закусив губы и уткнувшись носом в изгиб плеча альбиноса.
- Ответь мне, ты хочешь большего, мальчик мой?
- Ударь меня... Я не достоин твоих прикосновений... Ударь меня за то, что я хочу тебя, - его шёпот был едва слышен.

- А сейчас не думай ни о чем, просто позволь мне ласкать тебя, доставь и мне радость, прими то удовольствие, что я дарю тебе...
Это было пугающим, ведь Хьюга Хизаши никогда бы не осмелился произнести подобное. Всё, что запомнилось Неджи из его детства, так это щедрые пощёчины за непослушание, вот и сейчас он чувствовал себя нашкодившим щенком и подсознательно требовал наказания. Это было неправильным, неверным и невероятно сладким. И пусть его отец уже никогда больше не сможет прикоснуться к нему, это было так сладко - считать, что те, кто покинули нас когда-то, кто нам неизменно дороги, находятся сейчас с нами. Где-то на периферии сознания билась мысль о том, что надо очнуться, но ласки заглушали внутреннюю боль, копившуюся годами. Каждое утро, день за днём, просыпаться с мыслью о том, что неизбежное свершилось, судьбу не изменить, а погибшего не воскресить из мёртвых. С каждым закатом убеждать себя в том, что и сам точно так же пойдёшь на корм червям, убеждать, что ничего не изменится от того, если ты умрёшь минутой раньше или позже. Хьюга всегда был холодным и расчётливым фаталистом, и, глядя на него сейчас, было трудно поверить в то, кем был этот человек всего лишь часом ранее. Не следа былой сдержанности или холодности - быть может, только маска на лице осталась прежней, но его руки судорожно притягивали к себе тело человека на против, его спина выгибалась навстречу, гибкая, изящная, тренированная, его живот подрагивал от прикосновений, таких горячо желанных и непривычных. Его глаза были прикрыты, уголки губ опущены, а брови нахмурены, длинные пряди волос прилипли к щекам и спине, дыхание вырывалось неровными, горячими всполохами, словно Неджи мечтал умереть от руки своего отца.
Все испытываемые им ранее эмоции, всё, о чём он мечтал, навалилось единым грузом, так концентрированно и внезапно. Он желал ласки, хотя и сам себе в этом никогда не признавался, он был обычным подростком, хотя всегда отрицал это, пытаясь быть сдержанным и взрослым, он никогда не касался себя, не то что другого человека, но сейчас это было абсолютно неважным, потому что время пришло - необходимо было покончить с этим, погрузившись в иллюзию, точно в гипноз, как если бы это было восемь лет назад.
- Отец... не надо, прошу... - его полубредовый шёпот изменил интонации на более жалобные, такого не происходило раньше с мальчишкой никогда. Ощущение чужих губ и влажного языка на своём животе сводило с ума - так отчего же он избегал этого ранее? Пусть вылизывают его живот, быть может с чужой липкой слюной пройдёт и так тщательно хранимая им тревога, словно осколок прошлого, застрявший в сердце наконечником от стрелы, - Кроме тебя, у меня никого не было... и мне не нужен никто... - едва слышимые слова, произносимые, казалось, не Хьюгой вовсе. Этот спектакль обретал реальные очертания, осязаемые контуры и яркие цвета. Единственно верным в этом всеобщем умопомрачении являлось движение Неджи навстречу, реакции его тела и его желание. Всё остальное - наносные украшения, ворох пожелтевших страниц и душевная боль, копившаяся годами, как вековая пыль на чердаке. Всё, что когда-либо волновало юношу, замкнулось на нём самом.

Не было ничего более святого, чем эти запретные ласки. Неджи позволил себя раздеть, безропотно и беспрекословно. Не было смысла сопротивляться, не было смысла анализировать, не важно, что за человек сейчас был перед ним - на языке его тела к юноше обращался сам бох, а богом для него был не кто иной как его собственный отец. Хьюга знал, это должно было когда-нибудь свершиться, рано или поздно любой обретает своё успокоение в чьём бы то ни было лице, и, кажется, мальчик обретал сейчас своё. Жарче, глубже, дыхание перехватывало, и шиноби закусывал губы, чтобы не закричать. Не так учили его выражать свои эмоции, кричать ни в коем случае не следовало, но всему виной была эта жгучая энергия, этот ослепительно синий поток внутри него, который рвался наружу. По телу разливалось блаженное тепло, такое опасное и такое желанное. "Что же отец, если ты этого действительно хочешь, то я сделаю... всё для тебя..."
Мальчишка робко положил ладони на плечи жрецу, удерживая его подле себя. Ему не хотелось, чтобы источник его внутреннего жара внезапно исчез. Пальцы впились в изрезанную шрамами кожу, но тут же ослабли, повторяя свой замысловатый пульс снова и снова, согласно ритму самого тела, согласно движению скользкого языка вверх и вниз по напряжённой плоти. Что за странные ощущения? Что они означают? Неджи чувствовал, что хочет умереть, по крайней мере так он себе представлял это чувство. Когда становится слишком жарко, чтобы дышать, слишком часто бьётся сердце, слишком трудно сохранять спокойствие, но лицо юноши выглядело всё таким же равнодушным, неприступным, безразличным. Только лишь приоткрытые губы, едва заметно искривлённые в немом крике, могли поведать о его ощущениях сейчас. Хьюга обладал недюжинной выдержкой, но сейчас она давала трещину, медленно, но верно... "Почему ты учил меня, что это неправильно, ответь?.. Мне сейчас настолько приятно, что это наслаждение кажется мне болью, я никогда раньше не переживал подобный опыт. Почему мир делится на две половины, почему ты сделал мой мир таким же белым, как и мои глаза? Кроме рождения есть множество смертей, кроме сладости присутствует боль, всякий убийца достоин помилования, всякая блудница достойна алтаря, я понимаю это только сейчас, когда моё тело перестаёт меня слушаться. Кроме праведной птицы во мне есть зверь, который требует насыщения, который жаждет вкусить чужого тела, но ты говорил мне, что это неверно, и теперь этот зверь хочет напасть на тебя... Как всё просто... Тёмная... и светлая стороны... две половинки одного целого... одной суперновой звезды..."
- Отец, я люблю тебя... - едва слышимый шёпот. Пересохшие губы едва заметно шевельнулись, чтобы произнести роковое признание. Неджи прижал к себе альбиноса, подаваясь навстречу и запрокидывая голову. Его красивое тело грациозно выгибалось навстречу, но Хьюга никогда не замечал за собой красоты - он жил по чужим канонам.

-Я знаю, малыш, знаю...Будь умницей, покричи для меня, давай...
"Боже, как это пошло... Пожалуйста, отпусти меня, хватит, умоляю, что я сделал тебе? За что ты проклял меня? Это ад, сущий ад, мне кажется, что скоро мой позвоночник прорвётся сквозь кожу, и тогда наступит темнота, мне кажется, что я слепну, мне кажется, что я умираю, почему этот мир вращается так быстро, почему он рушится, тщательно отстроенный с самого основания, в него закралась трещина, и я падаю, падаю в пустоту, всё оказалось неверным, абсолютной защиты не существует, скажи мне как ты намеревался защитить меня от этого мира, отец? Как?!"
Эмоции внутри него концентрировались в синие, неустойчивые сферы энергии, они меняли форму, очертания, превращались в дым, перетекали внутри, словно жидкость, словно морские волны, окатывая с ног до головы солёными брызгами и не позволяя вдохнуть свежего воздуха.
"Быть может, это очищение? Мне невыносимо больно сейчас... Так наступает каамос - чередование сумерек и кромешной темноты. Моя жизнь - это каамос, на который я смотрю своими белыми, невидящими глазами и..."
Жрец провёл своим влажным, скользким языком от основания вверх, и юноша неловко дёрнулся, сгибая ноги в коленях и упираясь пятками в каменный пол. Невероятно сложно было контролировать своё тело, своё положение в пространстве, выражение лица, сердечный ритм и танец лёгких в груди. С каждым движением мягких, пленительных губ, липких и подвижных, Хьюга сжимал пальцы на руках, впиваясь в загривок Хидана всё сильнее и сильнее, но в какой-то момент его мышцы начали расслабляться. В последний раз вскинув руки и оцарапав ногтями витражное стекло за своей спиной, Неджи почувствовал, как отступает напряжение - сперва плечи, шея, затем грудная клетка и после некоторого времени мышцы спины. Дышать стало легче, свободнее, несмотря на то, что воздух в лёгких был невероятно горячим. Это было очень похоже на то, как если бы открыли створы доменной печи, позволив сизому пламени растечься по помещению дымящейся лавой, заполнить собой всё, каждый угол, каждый закуток, каждую щель. Ноги едва заметно подрагивали, не слушаясь, и на внешней стороне бедра проступали мышцы - было видно, как они поочерёдно напрягаются, вторя косым мышцам спины и живота. Медленно выдохнув, юноша заставил себя расслабиться. Он перестал контролировать циркуляцию чакры в своём теле, и теперь по его венам растекалось тепло. Он начинал чувствовать истинное удовольствие - наверное, впервые в своей жизни. Ступни беспомощно скользнули по каменным плитам вперёд, и Хьюга несмело обнял ногами своего любовника. Он не понимал с точностью, зачем это делает, но ощущал, что обретает нечто, напоминающее свободу. Медленно, неуверенно, но безостановочно. Долгий, шумный выдох, грудная клетка расправилась, а затем сузилась вновь, и этот выдох превратился в протяжный стон, такой низкий, тихий, красивый, чувственный, - первый. Голос дрожал, но иначе и быть не могло - мальчишка почувствовал, как синее пламя начинает вытекать из него наружу, обволакивая руки, ноги и торс, смешиваясь с воздухом в лёгких и собираясь постепенно в одной-единственной точке внизу живота, внизу позвоночника, где находится самая важная чакра, седьмая. Юноша никогда ранее не концентрировал в ней свою энергию.
- Каамос... - непонятное иноязычное слово с неясными очертаниями и неведомым смыслом сорвалось очередным стоном с его губ, на сей раз более смелым. Вероятно, именно такой голос был у его отца - глубокий, мягкий, невероятно красивый. Юноша выгибался навстречу, и его тело двигалось как никогда плавно и изысканно. Такого невозможно достичь тренировками, и Хьюга осознал это только теперь - то неизведанное, что зовётся свободой.

Хьюга был способен источать энергию всеми порами тела - это была одна из основополагающих техник его клана, но мальчишка даже не мог себе представить, что этот навык можно использовать в подобных целях. Он не отдавал себе отчёта в том, что делает. Синее пламя, видимое только лишь ему одному, уплотнялось, становилось густым, вязким, стремительным. Замысловатые завитки всполохов, словно солнечные протуберанцы, заключали его ноги и руки в тугие кольца, устремляясь внутрь, в самую сердцевину. И чем сильнее пульсировала неукротимая энергия вокруг него, тем больше её становилось. Казалось, открылся неведомый источник, приумножавший количество чакры, это было непривычно, странно, пугающе и невероятно сладостно. Говорить не было сил, мысли растворялись в этом ослепительном сиянии, оставив далеко позади себя демонов прошлого - страхи, преграды, запреты, навязчивые кошмары.
Глаза Неджи были закрыты, но он полностью видел себя, как видел и своего партнёра, в ком билась ответная энергия - её было меньше, её оттенок был лиловым, но она была невероятно устойчивой, в отличие от непредсказуемого пожара в душе мальчишки. Мгновения сливались в вечность, а два источника чакры постепенно объединялись, сохраняя при этом свой образ и форму. Это был невероятный альянс, и Хьюга внезапно подумал о том, не доставляет ли он боли жрецу. Ведь теперь, когда был утрачен контроль и открыты все токи, энергия была подобна приливным волнам, обжигающим и невероятно тяжёлым...
Очень скоро юноша ощутил изменения в своём теле, неуловимую точку перегиба - синие всполохи обернулись вспять, уплотняясь, сгущаясь внутри, привнося с собой чужое, лиловое пламя. Инородную энергию едва ли возможно было различить, но она была болезненной и в то же время приятной, её нельзя было не почувствовать. Оставалось совсем немного, и Неджи не смел предположить, каким будет финал этого грандиозного танца огней.

Мальчишка с шумом втянул воздух, ощутив, как по его телу пробегает волна пламени, стремительно и, что самое страшное, - необратимо. Он точно понимал, что это нельзя прекратить - было слишком поздно. Судорожно притянув к себе Хидана и подавшись бёдрами ему навстречу, против своей воли, Хьюга выгнулся и закричал, воспринимая необычайно остро влажные губы и скользкий, ловкий язык на своей возбуждённой плоти. Его голос был хищным, первозданным, глубоким, а движения плавными и быстрыми, присущими только лишь ему одному. В это самое мгновение где-то глубоко внутри, на самом дне произошёл невероятной силы взрыв, сравнимый по своему сиянию с рождением суперновой звезды, и Неджи обессиленно откинулся назад, прислоняясь к прохладной шершавой стене и прерывисто дыша, пытаясь постичь смысл того, что только что пережил, пытаясь обозначить экстаз от слияния какими-либо известными ему словами. Долгие пряди шелковистых волос прилипли к мокрым от пота плечам, ресницы едва заметно дрожали, а чувственные губы так и остались приоткрытыми, храня воспоминания о своём крике. Тело расслабилось, погрузилось в приятную негу, обволакиваемое всё той же энергией, но теперь уже не такой необузданной, как ранее, а спокойной, размеренно пульсирующей, как морские покорные воды. В ногах появилась ужасная усталость, мышцы бёдер напомнили о себе глухой, тянущей болью, но юноше сейчас было слишком хорошо, чтобы волноваться об этом. Слишком спокойно.
"Отец, ты... даровал мне искупление..."

- Вот теперь ты знаешь каково это.
Его тело охватила усталость, приятная и всепоглощающая, но только лишь голос, чужой голос не позволял погрузиться в летаргический сон. На душе было осознание чего-то непоправимого.
- Вот только я не думаю что твой отец одобрит такую страстную привязанность к нему, точнее страсть в чистом виде, будь осторожнее, мальчик...
Вздрогнув от лёгкого прикосновения, Хьюга ответил, не поворачивая головы:
- Мой отец вот уже девять лет как мёртв, - юноша всегда говорил только правду, он не имел обыкновения язвить или изворачиваться, уходя от прямого ответа. В крайнем случае он просто умалчивал важную для него информацию, но сейчас, когда все карты были раскрыты, не было смысла что-либо скрывать, - И... спасибо тебе. Большое спасибо, - юноша отдавал себе отчёт в том, что сорвался. Он прекрасно понимал, что отдался только что на милость неизвестного человека, которого видел впервые в жизни. Странно, но от этого становилось легче - действовал "синдром попутчика". Можно было раскрыться только лишь потому, что встреча мимолётна и случайна, "судьбоносна", как сказал бы Хизаши. И Неджи ни о чём не жалел. Ему действительно стало легче, проще, пусть не до конца, но весьма ощутимо. Если бы этого не произошло, то одному богу известно, во что бы могла превратиться жизнь шиноби со временем.
"Это просто смерть. Маленькая смерть. Ничего страшного не случилось".
Лицо Хьюги было как всегда спокойным и безразличным. Разве что менее серьёзным и вымученным. Глаза сияли мягким, тёплым, белёсым светом, отражая всё окружающее - странной формы дом, витражные блики, озадаченного Хидана и серьёзного подрывника, сидящего на ступеньках. Обнаружив себя абсолютно раздетым, Неджи меланхолично приподнял брови и подтянул колени к груди, упираясь ступнями в шершавый каменный пол. Двигаться не хотелось, думать тоже. Слишком многое произошло в этот день.

- Мой отец вот уже девять лет как мёртв,
У жреца вытянулось лицо.Позорно распахнув рот, он сидел рядом и молча взирал на мальчишку, размышляя над сложностью и одновременно комичностью ситуации.
"Ох, нифига себе...И мне еще говорят что я странный.Сюрпризец мля..."- Хидан поднял брови и оглянулся через плечо- мягкие шаги позади возвестили о приближении возлюбленного.
-И... спасибо тебе. Большое спасибо,
-Ну, в общем, не за что...серьезно...- альбинос вздохнул и погладив мальчишку по щеке, встал.Надо было отвести Неджи в спальню, было видно что юноша очень устал за сегодняшний день, да и помыть его тоже было бы желательно.Хидан уж было хотел проводить гостя в сие необходимое для отдыха помещение, но возлюбленный видимо думал о том же, о чем и он.Проследив взглядом удаляющихся в комнаты подрывника и Хьюгу, фанатик хихикнул и наклонился подбирая косу с пола оглядывая лезвие, уж не затупилось ли ненароком...

- Я всё слышал, хмм.
Жрец вздрогнул и повернул голову к "напавшему" на него подрывнику.Теплое тело, хрупкое и нежное, прижалось сзади и альбинос закрыл глаза.Как бы ни были красивы внешне и эстетичны упругие мышцы и твердое тело, с его прелестью никто не в силах был сравниться.Вот за это он и любил свое сокровище, мягкий и нежный, такой хрупкий и сильный одновременно, казалось, Дейдара сочетает в себе не сочетаемое.Из раздумий жреца вывел тихий голос его возлюбленного.- Знаешь, ты всё правильно сделал. Конечно, я не змеиный саннин и категоричных методов психотерапии не ведаю, но по-моему ты молодец, да
-Не знаю правильно ли я сделал...надеюсь что да...- Хидан положил свои ладони на красивые руки блондина и медленно повернулся к нему заглядывая сверху-вниз в глаза- во всяком случае менять что- либо уже поздно.
- А то, что ты видел... что слышал... с чем ты столкнулся... это комплекс Электры, слава богам, я такого избежал.
Жрец тихо рассмеялся и прижал к себе подрывника покрепче, наклоняясь к нему и бережно целуя.Только этот человек мог успокоить его, утешить, или укротить разбушевавшегося внутри зверя, для этого хватало простого щелчка пальцами, как для Элли- щелчка каблучками туфелек- для полета домой.
-Мое ты сокровище...знал бы ты как я тебя люблю...Комплекс Электры говоришь?Неприятная штука, я искренне рад что ты у меня такой...Хотя, если бы даже он у тебя был, я бы вылечил тебя так же как Хьюгу...- он рассмеялся и слегка погрустнел- На самом деле это ужасно, но поправимо...Ладно, пойдем к нашему гостю, негоже его оставлять надолго одного.

Хидан смотрел на хихикающего подрывника и улыбался- мальчишка смеялся просто чудесно, заливисто, словно хрустальным смехом, как тоненькие льдинки соприкасаются друг с другом в нежном звучании, так заразительно.Даже немножно испорченный макияж не портил это прекрасное личико, даже придавало некий шарм.Да и какая разница что макияж был испорчен, Хидан любил его и так, безо всякого макияжа, растрепанного или невыспавшегося, раздраженного или веселого, смеющегося или плачущего, любого любил, поэтому смазанная помада и потёкшая тушь для жреца не играла абсолютно никакой роли.
- Ой, у меня, наверное, тушь потекла!
-Ну и что?- жрец отобрал у блондина платок и смочив его слюной начал вытирать мордашку возлюбленного, как это делают мамы своим детям- стой, не крутись, вот тут пропустил...Эй, ну стой спокойно, Дей!Дай щеку вытру, еще больше размазал...
Тихо ойкнув, когда его ухо оказалось в плену острых зубов Дейдары, фанатик недоуменно поднял брови и посмотрел на своего незабвенного, пытаясь понять что происходит.
- Любимый, вот как это называется, хмм?! Я значит, воздерживаюсь тут, а он! Хмм! - жрец засмеялся и моргнул, смотря на злосчастную пачку, которую крутил в руках подрывник.Ну что он мог сказать в свое оправдание?Только то что его бессмертному сердцу все равно, ведь оно не перестанет стучать и через двести лет, а значит рак легких ему не грозит, в отличие от некоторых...
-Вот тебе!
-Эй!- альбинос забавно сморщил нос и чихнул.Подхватив свое сокровище на руки и отобрав у него зажигалку с сигаретами, Беловолосый засунул их в задний карман брюк и улыбнулся.-Я всего лишь беспокоюсь о тебе, бейби...Но я не против что бы ты курил, только не слишком часто, хорошо?И сделай другую пепельницу тогда- эту дурацкую ромашку я выкинул.- Хидан притворно горестно вздохнул, и отобрав у юноши сигарету, кротко поцеловал в губы.Затянувшись, он отдал ее Дею и улыбнулся.