- Вам нужно вспомнить... - юноша медленно опустился на пол, опираясь на локти, чтобы повиноваться движению марионеточника. Его бесцветный взгляд, устремлённый на Акацуну, выражал удивление, в то время как интонации голоса были уверенными и вполне серьёзными, - Вспомнить о том... что Вы уже совершенны.
Что было в душе его в этот момент? Смятение, страх, лёгкий оттенок ночного кошмара, необычайно сладкий. Для человека, который привык контролировать себя во всём, любая близость с другим человеком неприемлема. В то же время, для человека, мечтавшего о собственном отце, любая близость с мужчиной есть нечто из ряда вон выдающееся, едва ли не мистическое и инфернальное. Как можно позволить другому прикоснуться к тебе? Ведь это немыслимо. Впустить чужака, довериться ему на одно лишь мгновение - это означает слабость и малодушие, возможность смерти и ничего кроме. Хьюга всегда спрашивал себя о том, что происходит и чем это может грозить, он всегда был безупречным, непроницаемым сосудом для эмоций, зеркало его глаз не пропускало внутреннего света. Он анализировал, накапливал информацию, запоминал прецеденты даже для таких ситуаций, которые никогда не сумеют повториться. Тот, кто сдерживает себя, своё сердце, свой выбор - что он по-настоящему делает и чем это ему грозит? Ответ один - умерщвление.
"Зачем я позволяю? Я слаб... Зачем я положил начало причинно-следственному жёстко детерминированному ряду событий, которого до меня быть не могло? Я слаб. Я пребываю в коме... Что я делаю? Совершаю очередную глупость... Что я делаю? Заставляю себя прекратить... Что я делаю? Сдерживаю себя... Кто есть я? Человек, не достигший совершенства. Не достигший единой гармонии... Что я совершаю? Преступление... Какова моя цель? Достигнуть внутренней тишины, чтобы казаться совершенством. Заставить себя замолчать... Чем это может мне грозить? Невысказанными желаниями, жаждой... Мой поступок? Умерщвление. Моя суть? Лишь половина меня. Моя мера всего? Молчание... Что я делаю? Даю начало чему-то новому... Что это есть? Я сам".
Логика неоспорима. Контроль над собой утерян - на сей раз осознанно.
Неджи медленно выдохнул, стараясь успокоиться, его взгляд непроизвольно вторил безупречным линии плеча кукольного мастера. Что сумел заметить Сасори в этот момент? Такое же безукоризненно спокойное и сдержанное выражение лица, что и минутой ранее. Такие же безупречно равнодушные глаза, лишённые зрачков, изящную линию губ, плотно сомкнутых и бескровных, такой же тихий, размеренный голос, чуть более низкий и глубокий, чем того хотелось бы:
- Вашей целью являетесь Вы сами. Как и я сам являюсь собственной целью. В этом заключено единственное наше сходство, - Хьюга задумчиво оглядел собственные руки. Не такие изящные, как у Сасори, не такие чувствительные. Эти руки предназначались для точечных ударов, словно стальные медицинские инструменты, они были всегда напряжены, словно струны коры, словно клешни богомола, и были неспособны на трепетное прикосновение к чужому телу. Так полагал сам Неджи. Медленно выдохнув, он снова перехватил руку Акацуны, так осторожно, как только умел, чтобы снять с неё остатки бинтов. Как ни странно, он сделал это зубами. Ткань была насквозь пропитана солёной морской водой и поддавалась с трудом, но юноша справился. Крысиные укусы и ссадины больше не кровоточили, но всё равно заставляли шиноби испытывать чувство, отдалённо напоминавшее сострадание. Затянувшиеся порезы смотрелись настолько изысканно на этих совершенных руках, что Хьюга не смог удержать себя от очередного поцелуя. Мягко коснувшись губами раскрытой ладони Данны, он невольно вздрогнул, ощутив на своей шее его горячее дыхание.
"Я хочу жить в огне. Я пресекаю собственные правила... потому что я нашёл свой путь".
Лицо юноши на мгновение стало задумчивым, ещё больше, чем обычно, после чего он едва заметно ухмыльнулся. Ухмылка в исполнении Хьюги выглядела весьма скупо - чуть приподнятые уголки губ, не более того - но означала она практически во всех случаях одно и то же: Неджи решил совершить что-то, чего никогда доселе не делал и в принципе делать не собирался, если бы не обстоятельства. На минуту отвернувшись, он непринуждённо вытянул ноги, будто бы так и должно быть, но сделал это таким образом, что кукольный мастер лишился последней опоры и повалился на своего собеседника, придавив к полу собственным весом. Хьюга тяжело выдохнул и прикрыл глаза, ощущение чужака было приятным для него. Давление на грудную клетку, напряжённые мышцы, разливающееся по телу тепло - недостающие элементы мозаики окружающего мира. Юноша поступал подобным образом по одной очень простой и незамысловатой причине - он не умел иначе. Ведь он ни разу не пытался проявить каким-то образом своё внимание к постороннему, тем более проявить свою нежность. Он впервые в жизни вступал в осознанный контакт с кем-то ещё, и это его немного пугало. Появлялась приятная дрожь во всём теле, где-то глубоко под кожей - от чужого тепла, чужих прикосновений, чужого дыхания, а также от собственного решения. Неджи не задумывался над тем, кто из них двоих имел власть над ситуацией, а кто нет, но свято полагал, что причиной всему является он сам, и в какой-то мере чувствовал за собой вину. Отступать он не был намерен, потому как достиг точки не-возвращения в своих мыслях и своих поступках. Единственным белым пятном в его рассуждениях был вопрос - "почему именно с ним?". "Я стремлюсь обладать совершенством, потому как сам являюсь лишь половиной целого. Я идеален снаружи, но не внутри. Я буду изучать собственные реакции с твоей помощью, Данна. Я открою недостающую часть себя".
Хьюга осторожно повернул голову и прижался щекой к щеке Акацуны. Кроме запаха морской соли он ощущал что-то ещё, что-то новое, непривычное для себя. Он никогда не заострял внимание на запахе человеческого тела, запахе кожи, волос и чего-то едва уловимого, словно тень. Повернувшись ещё немного, он коснулся кончиком носа его скулы и с мыслями вроде "сумею ли я?" осторожно сжал плечо кукольного мастера забинтованной рукой, чтобы развернуть к себе. Юноша действовал неторопливо, аккуратно, немного скованно, оставляя за своим партнёром право отступить в любой момент. Когда их губы соприкоснулись, Неджи замер в нерешительности и закрыл глаза. Воплотить задуманное оказалось гораздо труднее, чем он мог себе представить. Сердце изменило свой ритм, сбившись на половину такта четыре раза подряд, а дыхание углубилось, оставаясь, впрочем, таким же ровным и бесшумным. Юноша наблюдал за реакциями своего тела, используя свой несравненный бьякуган, и порой ему хотелось выколоть себе свои всевидящие глаза от одного лишь понимания их бесполезности. Он прекрасно умел контролировать энергию своего тела, но, будучи в такой опасной близости от чужого лица, ничего не мог с собой поделать. В какой-то мере Хьюга наслаждался своей мнимой беспомощностью, наслаждался чёрно-белой картиной мира, любезно предоставленной ему бьякуганом. Карта собственного тела, карта чужого, беспокойные токи энергии, точки их пересечения и перегиба - он способен был видеть всё, кроме причины. Та сила, что заставляла его превращать мысль в действие, оставалась ему неведомой.
- Вы позволите мне... поцеловать Вас? Данна...

Это было неожиданным. Опять это невыносимое ощущение чужих липких губ на своих губах, чужого скользкого языка внутри и чужого дыхания. Как бы ему ни хотелось, Неджи не мог заставить себя привыкнуть к подобному, и привкус чужой слюны казался ему невероятно бесцветным, глухим и агрессивным. В такие моменты все возможные органы чувств жестоко травмировались, и юноше было трудно различить ощущение звука, цвета и запаха между собой, они становились на мгновение единым целым, особенным образом сплавляясь друг с другом. Этот невероятный сумбур в голове, это коловращение цветовых пятен на внутреннем экране век, порождённое одним-единственным поцелуем, являлось для Хьюги в равной степени болезненным и притягательным и порождало в его сознании весьма противоречивые импульсы.
Возникший было порыв отстраниться или ударить был чудом подавлен, и юноша в конце концов заставил себя подчиниться, подавшись вперёд и обняв Акацуну за плечи. Всё-таки Неджи собственноручно затеял весь этот спектакль, движимый весьма туманными и невразумительными, на его взгляд, причинами, а отступать было не в его правилах. Да, ему было непривычно, неприятно, он целовался всего лишь второй раз за свою недолгую жизнь, но он хотел этого, и, что самое главное, хотел доказать себе, что он способен это сделать так же, как и любой другой человек. Смятение длилось совершенно недолго, юноша, как всегда, сумел укрыть собственные эмоции за несколько ударов сердца, и уже в следующее мгновение он старательно отвечал на поцелуй, не сопротивляясь и не препятствуя, и даже находя порой в этом процессе нечто красивое и изысканное.
Позволив раздеть себя, он немного задумчиво провёл пальцами по своим влажным губам, осознавая тот факт, что рубеж пройден, окончательно и бесповоротно, и теперь говорить "нет" будет бессмысленно и даже глупо. Произошёл перелом в линии действия, линии поведения, мыслей, жестов. Теперь движение напоминало Хьюге неминуемое падение в пропасть, когда становится слишком поздно о чём-то жалеть и пытаться исправить.
Подняв глаза на Сасори, юноша на мгновение замер, наблюдая за его действиями, чувствуя при этом болезненную скованность в собственном теле. Все его мышцы были напряжены, в особенности шея, плечи и живот. Неджи напоминал сейчас дикое животное, которое добровольно сдалось на милость своему охотнику. Он был беспомощен и при этом старался сохранить видимость спокойствия и равнодушия. Скучающее лицо его палача было невероятно красивым, и та властность, с которой он ласкал свою добычу, казалась чем-то мистическим. И снова это болезненное несоответствие внешнего и внутреннего, несоответствие идеальных рук и той силы, с которой они прижимали к полу каждый раз, когда Хьюга намеревался подняться. Ему отнюдь не было страшно, но некое чувство тревоги, чувство чего-то неверного не оставляло его.
"Данна... Кто Вы такой?"
Осознание тайны сливалось с беспрерывным потоком мыслеобразов, и теперь это было уже не "смутное желание обладать чьей-то красотой", но самый настоящий трепет перед чем-то неведомым. Никогда раньше юноша не испытывал столько эмоций одновременно, столько необычных ощущений, так щедро предоставленных кукольным мастером. И, быть может, Хьюга сумел бы привыкнуть со временем к подобному виду физического контакта, но это не представлялось ему возможным по одной простой причине - динамическому равновесию.
- Вы соблазнительны, - Неджи подивился собственному охрипшему голосу и произнесённым словам, смысл которых он понимал только сейчас. Выгнувшись в спине, он приподнялся над полом, стараясь оказаться как можно ближе к объекту своего вожделения, к его рукам и губам, но прикосновения всё ещё оставались слишком бесплотными и эфемерными, чтобы ими можно было насытиться. Не осознавая того, что он делает, Хьюга потянулся губами к изящной шее Сасори и, когда тот попытался уйти от предполагаемого поцелуя, впился зубами в его беззащитное горло. На сей раз укус оказался чуть более болезненным, чем это было с руками, но всё же достаточно безопасным для жизни. Юноша, разумеется, не знал, из чего сделана эта человекоподобная кукла, но его хищный выпад вовсе не был продиктован желанием кровопролития. Ему просто захотелось прервать на мгновение всё происходящее, чтобы прислушаться к стуку собственного сердца и убедиться в том, что он всё ещё жив. Несмело проведя ладонью по груди Данны и отсчитав четыре ребра от ключицы, он остановился в точности там, где билось его сердце. Человеческое.
"Значит, мы всё ещё живы"...
Медленно разжав зубы, он отпустил Акацуну, дав ему возможность продолжить, но после недолгих раздумий набросился на него снова - на сей раз, чтобы поцеловать.