Отбросив неуместные любезности и излишне пафосные фразы, саннин принялся двигаться в нём, размеренно и глубоко, как если бы приручал строптивого мустанга, сажая его на кол. Схватив парня за волосы, словно за поводья, грубо тянул их на себя при неистовом толчке; либо, навалившись всем весом, прижимал его к полу так, что Учиха складывался чуть ли не вдвое, упираясь острыми коленями себе в грудь. Орочимару не искал оправдания своим действиям - он лишь вторил себе мысленно: "Человек не может быть выше змеи, и я заставлю его это понять. Двуногое пресмыкающееся должно знать своё место. Соблазнительное отвращение с примесью декаданса. Его человеческое безобразие просто великолепно. В его запахе я сразу почувствовал этот едва уловимый оттенок кошмара. Как бы он ни старался, я знаю о нём всё - тело всегда говорит больше".
В очередной раз насадив его на себя со всей силы, разрывая его на части своим напором, впиваясь пальцами в его узкие бёдра, протащил парня по полу добрых полметра по направлению к себе, стирая его плечи о тёплый камень.
- Я знаю, тебе это нравится, - хищно прошипел саннин, хлестнув Итачи по спине плетью из мокрых полос шёлковой рубахи.

"Ты начинаешь получать от этого удовольствие? Занятно, весьма. Насколько хрупкое твоё равновесие - от боли до наслаждения. Познать всю многогранность ощущений - удел рептилий, человек слишком многое обобщает, слишком многое путает, смешивает своими грязными руками чертёж мироздания, занимаясь совокуплением с разумом ближнего своего... Это удовольствие слишком дорогое для тебя".
- Послушаю, как ты теперь запоёшь.
Рванув его на себя за волосы, схватил за горло цепкими холодными пальцами, пережав трахею. Резко выпрямив ноги, саннин оттолкнулся от пола вперёд и немного вверх, настигая парня в змеином прыжке. Толчок вышел поистине ужасающей силы - был отщётливо слышем хруст суставов и хрип сдавливаемого горла. Разжав пальцы, Орочимару вновь вцепился в его бёдра и грубо встряхнул, ставя обратно на колени. Небрежно сплюнув на пол, саннин злостно прошипел, награждая Учиху новыми ударами плети:
- Тварь...

После отчаянного полёта головой об пол парень пошатывался, стоя на коленях, и Орочимару уже приходилось силой удерживать его на месте. Иссечённое плетьми, изорванное изнутри, хрупкое тело Итачи было неспособно дарить саннину наслаждение в полной мере. Из человека Учиха превратился в тряпичную куклу, игрушку для змеиных забав, обыкновенную безделицу...
- Ничтожество, - Орочимару рассмеялся, продолжая вбиваться в горячую плоть - на этот раз с большей лёгкостью. Кровь, размазанная по бёдрам, была тем самым заветным напитком, которого добивался саннин. Собирая языком липкую сукровицу, мужчина довольно зашипел и даже позволил себе развеселиться:
- Кровь девственника... Подаётся свежей - зашипев, с силой ударил парня плетью, укладывая на пол. Усевшись верхом, продолжил невозмутимо трахать Учиху, размазывая кровь по его раненой спине, слизывая её с собственных пальцев и с наслаждением наблюдая, как подрагивает его тело, продвигаясь по полу немного вперёд с каждым новым толчком.

Поведение становилось всё более агрессивным, более резкими делались движения. Хотелось разорвать в клочья свою внезапную добычу, размазав по каменным плитам пола, и обмакивать поджаренные ломтики хлеба в его потроха. Почувствовав, как содрогается безвольное тело под ним, почуяв запах его семени, крови, пота, саннин хищно оскалился и схватил парня за волосы. Рывком притянув к себе, опустил его на свой член, словно марионетку. Проникновение - насколько возможно глубокое и дерзкое; запахи закружились орбитами в голове, змеиные когти судорожно впились в бёдра Учихи, дыхание сорвалось на хрип...
Продолжая прижимать к себе бесчувственное истерзанное тело, саннин мелко подрагивал. Глубоко вздохнув, он всё же нашёл в себе силы и ослабил свою хватку удава, перестав, наконец, сжимать до боли грудную клетку Итачи. На лице Орочимару была улыбка удовлетворённого хищника, для полного счастья оставалось лишь съесть свою добычу. Небрежно скинув с себя Учиху на пол, Орочимару устало поднялся с пола на дрожащих ногах. Закурив, он присел рядом с его лицом на корточки, выпуская в глаза облако сизого дыма. Запах чужой крови в воздухе не давал покоя. Он не позволял сосредоточиться на чём-либо, кроме еды. Принюхавшись, саннин склонился над юношей и впился зубами в его плечо, пуская кровь. Голод...

Шумно выдохнув очередное облако дыма, Орочимару медленно направился к своей жертве. Огонёк сигариллы мерцал в полутёмной комнате так же ярко, как и янтарные глаза саннина, возвещая о его неотвратимом приближении. Рывком вытянув Учиху из дальнего угла, швырнул его на пол перед собой и уселся ему на грудь.  Внимательно наблюдая, как меняются оттенки запахов, черты лица, поворот головы юноши, саннин медленно и со вкусом курил, блаженно щурясь при каждой затяжке. Наконец, он склонился к лицу Итачи. "Я чувствую его страх. Словно загнанное животное, неопытный волчонок в облаве, прыгнувший на флажки. Он до омерзения жалок, ничтожен, беспомощен... и трогателен". Орочимару мягко провёл прохладной ладонью по исцарапанной щеке, стирая слёзы и кровяные подтёки. Дотронувшись до полоски шёлковой материи, тихо произнёс:
- Надеюсь, ты не будешь в этот раз кусаться.

Улыбнувшись его покорности, осторожно подцепил острыми ногтями шёлковую полоску и одним точным движением разорвал её. Аккуратно извлекая пропитанную кровью материю из его рта, начал едва заметно поглаживать его лицо, касаясь содранных щёк и искусанных губ кончиками пальцев, порой забираясь внутрь, чтобы оторвать кусочки ткани от дёсен. Закончив процедуру, жадно облизнулся и наклонился к нему ближе, привстав при этом с его груди, чтобы дать возможность отдышаться. Облизнув окровавленные, едва живые губы Итачи, мягко коснулся их своими губами.

Вновь улыбнулся, обнажив клыки - его несколько забавляла эта игра. Учиха не имел не малейшего представления о внезапных сменах настроения своего хозяина, и это было весьма кстати. Орочимару и сам порой не знал, чего хочет от этой жизни. Точно знал он только одно: одиночество пагубно сказывалось на его и без того нелюдимой натуре. Как давно он общался в последний раз с живым человеком? Скольких змеёнышей перетащил к себе в подвал и любовно вырастил, о скольких он заботится сейчас... Но люди - такие странные. Невозможно было привыкнуть к этому пьянящему аромату кожи, свежей крови и страха.
Орочимару бережно заключил его лицо в свои ладони и поцеловал - ласково, словно своего родного змеёныша. Пусть это чувство было весьма отдалённым от любви в человеческом её эквиваленте, но саннин искренне надеялся на ответ.

- Кому теперь нужна разбитая игрушка? - саннин беззаботно усмехнулся, прервав поцелуй, - Испорченный товар со скидкой не берут, - он критическим взглядом осмотрел истерзанное тело. На душе внезапно воцарилась всепоглощающая скука. "Боже, Кали, мне так нравится этот мальчишка. Боюсь, что вскоре у меня начнётся неконтролируемый смех. Он мог бы мне ещё пригодиться - это верно, но... Змеёныш, кажется в нём есть что-то едва уловимое, что напоминает мне меня"
Презрительно осмотрев свою поломанную марионетку, Орочимару поднялся с него и пошёл к шкафчикам с лекарственными травами.
- Я могу тебя вылечить. Сейчас. Не оставив никаких следов или шрамов на твоём изумительном теле. Но взамен ты останешься со мной ещё на одну ночь.
Мужчина хитро ухмыльнулся.

"Ох уж эти люди..."
Саннин принялся готовить какое-то варево. Пройдя к камину, разжёг огонь, поставил на печь очередную кастрюльку и начал извлекать из многочисленных шкафчиков таинственные ингридиенты - в большинстве своём растения, но попадались порой и чьи-то засушенные конечности. Над плитой незамедлительно образовался густой пар, отдающий всеми оттенками понемногу...
Пока отвар доходил до нужной консистенции, Орочимару насвистывая спустился на первый этаж. Его место рядом с Учихой незамедлительно заняла Королевна. За отведённое время саннин успел принять душ, вымыть голову, выбрать в гардеробной очередной наряд - на этот раз странного покроя лиловая персидская шёлковая рубаха с восточной вышивкой золочёной нитью. Рубаха была ниже колен, с долгими разрезами вдоль бёдер и широкой горловиной - настолько широкой, что наряд неловко сползал с одного плеча и придавал мужчине несколько... одомашненный вид.

Вернувшись на кухню в точно означенный момент, снял кастрюльку с плиты. Вода наполовину выкипела, оставив на дне нечто, напоминающее ил бордового цвета, словно свернувшаяся венозная кровь. Подойдя к юноше с котелком этой субстанции и кувшином воды, Орочимару стал тщательно втирать мазь, закрывая ей раны и порезы, и тут же смывать чистой водой. Жар от камина не позволял смертоносной алой луже растекаться по помещению.

- Потерпи, - саннин перевернул парня на живот. Ласковые слова здесь были несколько излишни после произошедшего, но, увы, вовсе не теряли своей актуальности.  Наморщив нос, Орочимару осторожно окунул пальцы в багряного цвета мазь и коснулся ими разорванного входа.